Кремль бы, конечно, рад (вос)создать нечто вроде «универсальной монархии» Данте Алигьери, писавшего, что один единственный правитель, которому должно быть подчинены все, так как он, первый князь, ближе всего и угоден всего Господу. Отсюда проистекают путинские рассуждения о том, что «…мы как мученики попадем в рай, а они [агрессор] просто сдохнут, потому что даже раскаяться не успеют».
Путин пытается сейчас использовать эсхатологическую риторику Ивана Грозного. Хотя долгое время считал себя адептом Петра Первого, который был настроен антирелигиозно и рассматривал институты церкви лишь как орудие политики. В то время как шведский король, оппонент Петра,Карл ХII был истово верующим, но при этом выступавшим за ограничение власти клерикалов. В момент коронации он выхватил корону из рук епископа и лично водрузил ее себе на голову. Двор был ошеломлён. Петр же поставил церковь в один ряд с другими бюрократическими институтами, упразднив патриаршество и создав Святейший синод.
Универсальный монарх должен быть один, без конкурентов со стороны клерикального истеблишмента. Ровно поэтому у Путина сложные отношения с патриархом Кириллом, также как до этого с Алексием. Нынешний глава РПЦ был бы удовлетворён статусом симфонии духовной и светской властей византийского типа, «править в две руки во имя Господне», но такой исторический опыт, какой был после смуты с дуумвиратом правителей — первым из Романовых Михаилом Федоровичем и его отцом патриархом Филаретом, неповторим. Государственные грамоты того времени писались от имени царя-сына и патриарха-отца. Но то был очевидный компромисс, призванный перешагнуть, преодолеть последствия смуты. Однако сейчас мы стоим на пороге смуты.
В этой странности и надо прочитывать идею Кремля о позиционировании себя как мирового центра консерватизма и неофеодализма, проклятия в адрес либерализма и заигрывания с Твиттер-безумцем Трампом.
РУСЛАН АЙСИН