Доктрина финализма

Одна из стержневых лекций Гейдара Джемаля для понимания того, что лежит в основе противостояния сознания и бытия, духа и материи, жрецов и воинов, прочитанная им в августе 2015 года. Часть первая.

Тема нашей беседы «Доктрина финализма». А финализм — это концептуальная попытка раскрыть сущностную природу понимания, вообще свидетельствования, гносеологического акта, как противоположного акту бытийствования, то есть акту существования. Мы исходим из того, что бытие и сознание — это абсолютно полярные, противоположные вещи. Более того, сам феномен духа, феномен знания, феномен понимания реальности основан на этом противостоянии, то есть на нетождестве. Не на том, что сознание является функцией бытия, как в понимании традиционного мировоззрения, исходящих от эллинских мыслителей. И Платон, и адвайта-ведантизм учат о триединстве реальности, которая представляет собой бытие-сознание-блаженство. Или как у Платона: бытие, идея, благо. Идея тождественна бытию и является его инвариантом, функцией бытия. И они не отличают сознание как свидетельствование данной реальности «здесь и теперь». Вот собственно и идея.

То есть это некая инверсия идеи, которая, приходя к человеку и действующая через человека, реализует свою онтологическую функцию. На этом основана концепция слияние субъекта и объекта в акте понимания, в акте постижения. То есть субъект и объект — это условные полярности, которые, тем не менее, образуют половинки общего целого. Вот они сливаются как магдебургские полушарии, возникает некое целое. В этом акте исчезает субъект и объект и, вспышкой, озарением проявляется экстатическое постижение бытия, которое есть оно же само бытие в самой истинности.

Мы исходим из противоположной точки зрения. Мы считаем, что субъект и объект не сливаются, потому что не существуют в общем плане. Они не являются полюсами целого. Их полярность — это не полярность понятного нам типа, как, например, Арктика и Антарктида, которые соединены осью земли. Полярность субъекта и объекта — негативная полярность. Важно понять, что это негативная полярность. То есть бытие есть, а сознание — это то, чего нет. Как у Парменида: «бытие есть, небытия нет». Так вот, небытие, которого нет и есть наше сознание.
Бытие есть, оно целое, оно не нуждается ни в каких дополнениях, оно круглое как шар. Бытие — абсолютный объект. Или репрезентация объекта, потому что подлинный объект может стоять несколько дальше.

А вот сознание, как субъект, это то, что не существует, потому что его нет в системе этого шара, и рядом не плавает, с боку не летает. В общем, объект забрал себе всё сущее. А вот субъект остался в чистом отсутствии. Удивительно, что чистое отсутствие находится в центре бытия. Оно центрирует бытие вокруг себя. То есть бытие располагается вокруг этого отсутствия. Можно было бы его игнорировать. Тем не менее бытие оживает как некая утвердительная сущность, как некая утвердительная истина, только за счёт центрирования вокруг этой точки абсолютной оппозиции.

Для того чтобы понять откуда это берётся, нужно проследить генезис и бытия, и сознания. Отсутствие как центрирующая точка посреди бытия, которая является самодостаточным всем, но как бы в неведении о себе, это вот некое объектное неведение о себе, инертная косность сущего, которая, возможно, в некотором образе, равно ничто. Если сущее само себя не знает, то можно сказать, что оно равно ничто. Конечно, это не вполне так. Оно знает о себе другим образом. Ни тем, как самом о себе знает сознание, которое стоит в центре и центрирует всё вокруг себя. Это сущее имеет, скажем так, определенную причастность к ведению о себе, но это ведение, бытийное ведение, абсолютно враждебно сознанию, принципу сознания.

Чтобы дать пример того, как это возможно, на что это похоже, я бы привел следующую метафору. Мы пользуемся словами, чтобы описать некое понимание, некую концепцию, чтобы мысль выразить. В принципе, мы не можем себе представить чистую мысль, которая не опирается на понятийную систему. Для нас это очевидно, что понятие — необходимый инструмент, необходимая часть организации присутствия сознания в мире. Но вот есть музыка. Музыка — это звуки, которые не несут логического содержания, они не понятийны. У них есть определённая система последовательности. Когда эта система последовательности актуализируется, у человека, который слушает музыку, возникает ощущения, что он что-то понимает. Как будто его вводят в состояние понимания. Он может фантазировать, говорить, что он там вспоминает своё детство, вспоминает как он бегает по полю, гоняя бабочек. Или что-то героическое, слушая Бетховена. Но это всё эфемерное, летучее, как облака.

В общем, бесполезно выражать суть музыки словами. Когда человек описывает то, что он понимает, слушая Вагнера, Бетховена, или какую-нибудь восточную музыку, то какая-то глупость получается. Тем не менее, есть ощущение, что есть некое знание. Но это знание точно другое, чем то, что есть в словах. Вот я бы сравнил бытие с этим примером, которое существует само по себе вне сознания. Оно имеет такую глобальную мудрость, как музыка, которая глубоко враждебна тому принципу оппозиции, которая центрирует бытие вокруг себя, связана с сознанием, который может выразиться только концептуально в мысли, слове, понятии, в имени. Если мы попытаемся описать бытие, то это будет вторжение из вне бытия. Тем не менее, я подчеркиваю, что у него есть своё видение, своя какая-то содержательность. Но эта содержательность подобна музыке — бессмысленна.

Когда мы говорим о бытии и сознании, говорим уже о неких выводных конечных продуктах двух рядов, которые сходятся на нашем уровне, где мы, являясь носителями сознания, вместе с тем представляя куски бытия, сидим внутри бытия, окружённые бытием, а в каждом из нас мерцает блик, солнечный зайчик этого самого сознания. Эфемерный, но тем не менее, составляющий главное зерно, главную изюмину сущего, как оппозиция этому сущему. Откуда берётся и то и другое? Когда говорим о сознании, говорим о точке несущего. То есть, в этой точке бытие кончается и бытие ограничивается, потому что она есть небытие. Она присутствует как оппозиция бытию, и она есть небытие. Поэтому эта точка представляет собой некий финал бытия. Для того чтобы представить общую картину, мы неизбежно должны апеллировать к понятию божественной мысли, которая задала глобальную программу, на выходе которого провиденциальным образом сходятся взаимоисключающие вещи.

Бытие, которое есть и небытие, которого нет. Сознание это модус, модальность реальности того небытия, которого нет. А то, что бытие есть, это понятно. У греков небытия нет, но там они как бы говорят «нет, значит, нет, и говорить о нём не будем». А мы говорим, что небытие, которого нет, имеет модус, презентацию в виде сознания. Вот эти два момента появляются в качестве вывода из внутренней динамики божественной мысли, являющейся мыслью проекта, мыслью провидения, мыслью сверхзадачи. В основе этой мысли находится колоссальная страшная непостижимая апория. Апория, предполагающая комбинацию несовместимости, которая образует предпосылки гностического взрыва.

Может быть, многие из вас слышали такую апорию, которую современные исследователи считают проказливой шуткой школяров о том, что может ли Бог создать такой камень, которую Сам не может поднять. Классический пример вот такой апории, которая, на самом деле, серьезнее, чем может показаться на первый взгляд. И ничего смешного или иронического в нём нет. В действительности вопрос логический. То есть, если есть Всемогущий Бог, как Он может сделать то, что ограничит Его возможность: создаст такой камень, который Он не сможет поднять. Либо Он не может создать такой камень, либо создать в силах, а поднять его — нет. Тем не менее, апория требует этого разрешения.

Божественная мысль есть чистая абсолютная первозданная апория. В том смысле, что она предполагает в себе потенцию «тотальное всё». Одновременно не будучи тождественной тотальному всё. Иными словами, эта мысль предполагает не тождество себе, в котором тотальное всё превзойдено таким образом, что тотальное всё окружено постоянным провалом, постоянной бездной. По отношении к которому тотальное всё является пылинкой, ни чем. Вдумайтесь в это, тотальное всё, которое тождественно самой себе, которое абсолютно утвердительно, включая всё. И вместе с тем, мысль построена на том, что это тотальное всё не равно самой себе. То есть, оно постоянно проваливается за себя. Оно окружено бездной. Эта бездна поглощает тотальное всё, как нечто несущественное. Это невозможное. Божественная мысль стоит на контенте невозможности. Чистая невозможность — это Божественная мысль. Провиденциальная мысль мыслит абсолютно невозможное. А именно превосходство над тем, что является абсолютно всем.

Это очень важно понять. Потому что здесь начинается та операция с логикой, являющаяся фундаментальным подходом к метафизике Откровения. Абсолютное всё превзойдено волей к тому, что не может быть вмещено в категорию этого утверждения, этого самотождества. Это невозможно. И это невозможное есть контент Провиденциальной мысли. Невозможное — это метафизический скандал. Который не может существовать в открытом виде. То есть, \”невозможное, как невозможное. Оно не может быть, потому что оно невозможно. И оно может существовать только в форме своего сокрытия в опосредованной форме, которое на него указывает через его сокрытия таким образом, что невозможное является отрицаемым. Оно существует не как само по себе, а оно существует в форме своего отрицания. Нечто отрицает невозможное, потому что оно невозможно.

И что же отрицает невозможное? Отрицает чистая негативная бесконечность, негативный абсолют. То есть негативный абсолют, который отрицает всё, кроме себя, есть инструмент Божественной мысли, который скрывает невозможное тем, что постоянно отрицает его. Чистая негация есть ширма, покрывающая идею невозможности. Чистая негация используется Божественной мыслью только для того, чтобы она отрицала. А что она отрицает? Отрицает Бога, а Бог есть Невозможность. Бог совпадает с чистой Невозможностью, как содержание собственной мысли. Но представляет он себя через это отрицание как некую бесконечность, абсолют, который внутри себя совершенно пуст. Потому что бесконечность бескачественна, апофатична. Она не допускает никакой конкретизации, никакого указания. Она просто отрицает всё, что не она. А подразумевает она отрицание невозможного.

Вот эта бесконечность, в которой мы оказались наедине, как мы обнаруживаем бесконечность как принцип, не является самодостаточным и самообеспечивающим. Оказывается, бесконечность вообще существует как инструмент сокрытие того, что она исключает, будучи бесконечностью. Есть бесконечность. Её функция исключать. Предмет её исключения невозможность. А невозможность и есть контент Провиденциальной мысли. Теперь, вот эта бесконечность, отрицающая всё, кроме себя, себя-то и не имеет.

Что значит себя? Это чистая негация, направленная во вне. И в этом смысле она очень слаба. Потому что не представляет собой утверждение. А представляет собой негатив утверждения, отпечаток утверждения. Она утверждает только в том смысле, что нечего ей как бы добавить, или указать на что-то помимо неё нельзя. Выражением слабости или принципиальной несамодостаточности бесконечного является, скажем так, инвертированный образ бесконечности в виде точки.

Продолжение следует