Утопии и антиутопии

Утопия  как миф или архетип, как что-то близкое и индивидууму и коллективу, это чаяние масс и пугающий тотальный ужас для личности, обострённой жаждой смысла жизни. Эта идея, как говорится, стара как мир. А мы можем добавить, что она стара как сам замысел этого мира в неком идеальном и предвечном, и глубока как подсознательное. Чаще всего, утопические идеи возникали в периоды кризиса, социальных потрясений или перемен, когда социальные конструкции начинают рушиться. Лучше и понятней для нас идею утопии может выразить традиция масонства, потому как, она как феномен принадлежит эпохе модерна, но в то же время, несет в себе многие фундаментальные сакральные архетипы и установки. Масонская идея о Великом Архитекторе, на самом деле, выражает не только их представление о гармонии и искусно созданном Космосе, но и переносит аналогию в нашу действительность, в сферу миропорядка, глобального обустройства и построения идеального общества. Безусловно, все проекты-утопии мотивированы мифом о Золотом веке, прямо или косвенно. Ведь тогда, насколько мы знаем, не было конфликта между человеком и средой, и все проекты, собственно, для этого и создаются  силами социума минимизировать произвол окружающего мира в отношении человека. Даже больше  тогда не существовало разрыва между реальным человеческим бытием и бытием идеальным. Он (человек) только потом осознаёт, что его стремление к Золотому веку приводят его к жутким антропогенным проектам, вроде, «Новой Атлантиды». Тема возвращения или реставрации  это, наверное, одно из глубочайших коллективных и индивидуальных мотивов человеческого бытия, а человек, как правило, предпочитает решать эту проблему коллективно, организуясь в общество. Это естественно для него. Защитный потенциал общества призван загладить, компенсировать, скажем так, родовую травму человека.
Проблема только в том, что вот этому-то самому социумы человек, как его часть, должен посвятить себя полностью и без остатка. Об этом скажем чуть позже, а пока попытаемся вспомнить, какими утопическими проектами отметился человек на заре письменной истории.

Итак, история древности, это в первую очередь, время всевозможных форм коллективизма. Все его формы, будь то служение во имя империи, царства или демократичного полиса, были, на самом деле, путями решить одну из важнейших и фундаментальных проблем человеческого бытия. Это проблема взаимодействия человека и окружающего его космоса (или бытия). Мы знаем, что человеку в одиночку очень сложно выжить в диких условиях, более того, чтобы не зависеть от природы, человек в обязательном порядке должен строить цивилизацию, противопоставлять себя природе, иначе он, подобно любой другой популяции, просто станет зависим от окружающей его экосистемы. Дикие племена при ухудшении климатической ситуации или исчезновении привычной кормовой базы, просто вымирают, а цивилизация всегда удерживается за счёт того антропоцентрического автономного проекта, на котором она построена. Наконец, не будем забывать, что само по себе, общество, социум  это второй сверхъестественный контур, это то, что отделяет нас от жалкой роли ведомых потоками бытия. Гейдар Джемаль в одном из бесед на медиаметрикс об этом более подробно говорил.

Развиваясь, человек понимает, что избавившись от одной проблемы, он приобрёл другую  неравенство, несправедливость, неравномерное распределение благ и обязанностей, диктатуру и т. д. Назовём это ограничением естественных свобод, несправедливостью. Он начинает прилагать интеллектуальные усилия для преодоления издержек подобных форм коллективного сосуществования и создаёт утопические конструкции. Как можно заметить, в этих конструкциях и проектах очень часто проступают религиозные или околоэзотерические элементы. Утопии в подавляющем большинстве завязаны на сакральные символы и архетипы. Это, например, может быть апелляция к кастовой системе, где брахманы или философы представлены как естественная вершина социальной пирамиды. Или, особая планировка города, в соответствии с небесными светилами, для стяжания их энергий. Естественно, в этой части нашей беседы нужно сделать такое уточнение, что под утопией мы будем подразумевать не какие-то вариации потребительского рая и общества всеобщего достатка. Без сомнения, утопия  это продукт религиозного сознания, гнетущийся, ищущей мысли, спешащей воплотить Царство Божье поскорее на земле. Хилиазм во многом продиктован в небольшой степени и гностическими веяниями, представлениями о том, что пневматический потенциал, который содержат в себе некоторые люди, качественно превышает ткань бытия, материю. Тут содержится неявный намёк на реальную возможность трансформации и самого человека и несовершенного мира, вместо того, чтобы просто его презирать и избегать. По понятным причинам, мы не считаем, что есть какая-то цель, сопоставимая или даже близкая по своей ценности с обретением внеземного Рая, фантастического бытия. Безусловно, исламские источники сообщают о том, что непосредственно перед уничтожением мира людей ожидает царство справедливости и равенства, однако, этот факт будет скорее демонстрацией посрамления нашего бытия, несовершенного мира, знак того, что оно было как бы бракованным, по сравнению с тем, чем оно могло бы быть.

Возвращаясь к хилиазму, который, кстати, сидел в головах миллионов людей в эпоху Средневековья и Ренессанса, заметим, что во многом это опять же было действенным орудием в руках всевозможных сект, в том числе и околоисламских. Устав от ярма феодалов, бесправные массы под энергичными проповедями всевозможных «новых пророков» и мессий, канализировали свою неистовую веру уже не в молитву и чаяния о загробном мире, а непосредственно в политическую жизнь, в бунт. Беда в том, что в такие трагические и судьбоносные периоды, очень трудно отличить подлинную революцию Духа, восстание против порядка богоподобного Кесаря и исказителей-клерикалов, от неистового бешенства черни и хтони, стремящейся просто высвободить из себя все свои обиды, комплексы, нереализованные желания, и пировать во дворцах казнённых господ.

И действительно, когда объектом атаки новоиспечённых революционеров становятся не фарисеи, а догмы религии, книги или всеми признанные культовые сооружения, то появляется повод задуматься, на чьей же в действительности стороне эта «революция».

Однако то, что сама отсылка к хилиастическим проектам вызывала на Западе раздражение духовных иерархов, на самом деле, говорит об относительно правильном общем векторе, ориентации религиозного дискурса на активное политическое воплощение, «делание» не в келье\\мечети, а на баррикадах и фронтах.
Предельный хилиазм, как мне кажется, походит на коммунистический проект, как борьба за исправление этого мира, вместо того, чтобы признать его неисправимым, что и подразумевается, когда последней обителью нарекается именно Рай. В конце концов, отчасти и СССР походил на хилиастическое царство.
Подобное искажение идеи 1000-летнего Царства справедливости, вполне могло привести к тому, что собственно, религиозная сторона проблемы просто исчезла, выветрилась под воздействием более важных для людей социальных, экономических и примитивно-приземлённых политических. Это то, что мы, собственно, и увидели в Новое время и эпоху господства либеральной парадигмы.

И всё же, религиозный пафос в современных утопиях отчасти сохранился, осталось то, что Карл Маннгейм называл «трансцендентной» ориентацией по отношению к действительной реальности, актуальному бытию, а всякая революция одухотворяется утопией.

Однако, что мы можем ещё заметить со временем, уже заметили на собственном примере, так это то, что цивилизация (или социум) поглощает всё пространство и превращает внечеловеческое в социальные институты, как Бога или природу, что мы уже упоминали на предыдущей беседе.

Со временем, человек замечает, что в результате его естественных стремлений и вложенных колоссальных трудов построения царства порядка и достатка, он получает вместе с этим нечто весьма античеловеческое, антииндивидуальное, какую-то машину, перемалывающую личности и штампующее одинаковые человеческие единицы. Из дискурса такого идеального общества выпадает проблема личных переживаний и смысла жизни отдельно взятого человека. В обществе это, конечно же, не подавляется, но каким-то интересным образом игнорируется и приравнивается к несерьёзному, получает оценку маловажной сентиментальности и т. д. На самом деле, человек, убежав от жестокостей природы, в лице общества находит ещё более изощрённую и нездоровую жестокость. Живя в дикой среде, под постоянной опасностью и вынужденный часто быть в поисках пропитания, он всегда знал, что его глубоко внутреннее, его ощущение личного бытия как эксклюзивного, именно как его самого, не будет попрано никем. Это ощущение, этот внутренний стержень  его неприступная крепость, которая не берется никем из смертных, даже если его убьют. Однако, вот в обществе, т. е. там, куда казалось бы он бежал, предпринимаются огромные усилия, чтобы его такой позиции лишить и всячески уравнить, в самом что ни на есть пошлом виде.
Говоря проще, превратить его в податливый материал.

Общество, как говорил Гейдар Джемаль, «это Книга Мертвых», которая гребёт под себя жизни людей, превращая в свой капитал, который всегда только повышается.

Это одна из причин того, что среди утопических проектов помимо «технократического», есть ещё и, условно, «социального экологизма», жизнь на границе общества и природы.
Далее, мы увидим, что чем утопия идеальнее, тем она всё более античеловечна.

Рассмотрим их чуть подробнее.

Платон, вслед за своим учителем Сократом воспевает аристократию, власть лучших, более знающих, готовых нести ответственность за свои решения. Во главе государства стоит монарх или коллегия соправителей, которые должны обязательно принадлежать к философам или мудрецам. Эта каста, как и все остальные, формируются путём отбора, обучения и морально-этического воспитания. Эта категория людей отличается мудростью, рассудительностью, неприятием лжи и беспристрастностью. Одна из их важнейших способностей  созерцать идеи, идею Блага, чистое Благо. Далее следуют войны (стражники) и все остальные, которые тоже выявляются и обучаются в соответствии со своими врождёнными данными. Такое общество, благодаря правлению рассудительных и мудрых брахманов, будет защищено от пороков и чувственности. Да, конечно, подобное общество тоже содержит в себе явное неравенство, однако, слаженность, порядок и гармония должны были затмить все остальное. Есть очень простое правило: гармония подразумевает, что определённая часть людей примут своё неравенство ради равновесия.

Упомянем, к слову, что в платоновской утопии существовала своеобразная селекция, а слабых и недоношенных должны были по примеру Спарты убивать. Имущество и жёны были общими. Детьми занимались определённые службы при непосредственном управлении со стороны мудрецов. Таким способом собирались бороться с корыстью и эгоизмом. Не смотря на откровенно тоталитарный характер, определённая логика в такой организации людей есть: \” Жалкие вожделения большинства подчиняться разумным желаниям меньшинства»  как приведено у Платона. В целом, Платон через утопию, не прямо, но проговаривает свою лютую ненависть к личности.

Другой выдающихся автор утопии  Т.Кампанелла с его «Городом Солнца». Этот монах и теолог, друживший с кардиналом Ришелье, подозревался в ереси и занятиями магией. По всей видимости, он склонялся к пантеистической картине мира, представлению о Вселенной как о живом одухотворённом теле. Кроме своего манифестанциализма, он, как и многие другие оккультисты и алхимики того времени, не видел разницы между наукой и магией, Природой и теологией, Богом и Космосом. При такой позиции схоластика так же не приемлема, как и материализм и рациональный подход.
Добавим к этому астрологию и ссылки на Гермеса Трисмегиста, и мы получаем типичного крупного еретика позднего Средневековья, на манер Джордано Бруно.

В его совершенном «Городе Солнца» огромную роль играет астрология и астрологическая символика (в прочем, это отлично видно из самого названия). Сама конструкция города предполагает аналогию и проекцию космического порядка и законов природы. Стены города подобны орбитам планет, а главный храм в центре  солнцу. В плане внутренней социально-экономической политике  почти полное сходство с утопией Платона с его отсутствием частной собственности и общностью детей. Более щадящий рабочий день (всего 4 часа), много времени следует уделять наукам и личностному развитию, равноправие полов и т. д. Как и Платон, Кампанелла прямо говорит, что править таким городом будут жрецы или священники-маги, что отдалённо напоминает позднюю римскую или египетскую модель иерократии.
Правосудие основано на ветхозаветном принципе «око за око», смертная казнь так же предусмотрена, например, за преступления против государства или Бога.
Так же, бросается в глаза, на сколько далеко автор уходит в стремлении уравнить жителей своего идеального города, ведь даже одежда у них одинаковая.

Другой видный интеллектуал, который дерзнул спроектировать свой утопический проект  Томас Мор. Это уже не древность и даже не Средневековье. Томас Мор жил 16 веке, юрист, слыл гуманистом, философом и, в то же время, критиком Реформации и лично Мартина Лютера, препятствовал распространению протестантизма в его родной Англии. Ярый сторонник католической церкви и даже канонизированный ею, он написал книгу, в которой, можно сказать, предвосхитил многие идеалы коммунизма, описав практически общество утопического социализма. Он критиковал произвол и деспотизм королей и князей по отношению к крестьянам, распутство духовенства, разорительные войны и смертную казнь. Он много говорил о Платоне, тоже считал, что частной собственности не должно быть, называл тунеядство одним из худших преступлений. В его утопии, глава государства  мудрый монарх. Все должны трудиться, но умеренно  не более 6 часов в сутки. Деньги в этой стране не предусмотрены, во все должности, кроме короля, служащие избираются демократическим путём. Женщины равноправны с мужчинами, а в учебных заведениях учат не схоластике, а ремёслам. При этом, атеизм под запретом и есть рабы, но существует религиозный плюрализм. В целом, гуманизм, к которому очень тяготеет не только Мор, но и многие деятели-теологи того времени  это то, что должно было преобразить католицизм. В купе с новой, более прогрессисткой политикой, вырождающаяся церковь должна была мощной волной контрреформации задавить всех своих врагов в Европе. К несчастью, жизнь Мора прервалась, во многом из-за его напряжённых отношений с королём и слишком принципиальной про-папской позиции. Мор в своей утопии строит коммунизм, в котором аскетизм  это добродетель, а учёные во главе. Возможно, он не просто так остро критикует короля и власть, предлагая в качестве альтернативы власть избираемую представителями от народа. Если очень внимательно присмотреться, то можно понять, что его произведение призывает предпочесть вместо власти обнаглевших феодалов и королей, демократический сенат.

Ну и, наверное, последний представитель «утопической мечты», которого мы упомянем  Ульям Моррис. Интересен он тем, что весьма свежие и смелые взгляды, которые он отстаивал, находят отражение в его утопии. Он принадлежал к движению в искусстве, которое выступало против навязывания машинной штамповки и трафаретной эстетики. Он считал крайне важными для человека возможность творчества и реализацию через него.

Его вполне можно назвать сторонником «экологической утопии». Парки и озеленение победили коптящие всё вокруг заводы и предприятия, а города стали больше походить на уютные большие сёла, в которых власть принадлежит самим жителям. Это общинный путь, возврат, в какой-то степени, к средневековому быту. Как марксист, он видит счастье в труде, считает, что не принудиловка, а именно свойственное человеку стремление реализовать себя в труде  вот, что заставит его работать. Больше всего в его модели цениться ручной труд и за счёт научных достижений человечество должно будет отказаться от заводов и машинного производства. Этого автора и его утопию, будем откровенны, скорее можно назвать фантастической, т. к. он предлагает изначально почти нереальные проекты. Его идеальный зелёный мир красив, но не возможен в силу многих причин, и в первую очередь, это идёт в расхождение с той идеологией, к которой он принадлежал  социализмом. Это больше похоже на Шир Толкиена.

Итак, из приведённых выше примеров, мы можем сделать несколько выводов. Для начала, нужно отметить, что все крупные и авторитетные авторы прошлого, в том числе и религиозные, без всякого зазрения совести говорят о том, что институт семьи  это уродливый рудимент, который стимулирует жадность и корысть, что в свою очередь и приводит к экономическому неравенству. Под этим предлогом они просто ликвидируют его. Второе  это то, что религия и теология представляют собой компоновку из условных и поверхностных отличительных особенностей любой религии и очень большого объёма положений т.н. естественной религии. Это метафизика без конкретной окраски, просто чистая Мудрость и Знание. Так же, очень сильно бросается в глаза обожествление науки, её сакрализация, где не химия, но алхимия. Где цифры служат не просто для подсчёта материальных благ или вычислительных функций, но как наглядный пример того, что подразумевает собой понятие «основы всего сущего» (символизм Единицы).

В других утопических идеях, например, либерально-гуманистической, идеальное общество  это результат долгого развития общества. Это идеал, который достигается на основе идеи прогресса. Грубо говоря, человечество имеет перед собой идеал общества, образ, олицетворяющий завершенность развития. В конечном итоге, разрыв между реальностью и идеалом должен быть разрушен. Мир вещей должен преобразиться до такой степени, что произойдёт слияние с миром идей. То есть, получится как бы такой мир идеальных вещей, или воплощение Идеи в жизнь. В сложившихся обстоятельствах ситуацию изменит только череда революций. Это эволюционный путь. Несомненно, данная идея есть очередной плагиат с религиозного дискурса, где человек бесконечно развивается.

Для нас нет принципиальной разницы между этими моделями. Человек постоянно несёт в себе одни и те же архетипы и модели. Нам понятно, почему на советских плакатах гражданин начинает своё утро с гимнастики под лучами восходящего солнца. Так поразительно это напоминает обычай пифагорейского (да и других) обществ, где существовала утренняя церемония приветствия солнцу, его прославления, пробуждения вместе с ним. Существует много подобных сходных черт.

Антиутопия содержит в себе тотальное разочарование и критику идеи утопии. Вместо Золотого века, какой то уродливый контрафакт, мир тотального контроля и хождения строем. Сейчас идёт серьезная борьба, т. к. неизбежно, что человечеству придётся выбирать между таким утопическим обществом и идеалом общинной жизни. Последний вариант не устраивает элиты, а первый угнетает индивидуальную сторону человека. Интересно, что во многом, символами или прототипами антиутопий стали режимы, которые изначально позиционировали себя почти как утопии, например, коммунистический или фашистский режимы. Очевидно, что миллионы людей, которые их строили, были идеологически заряженными. А получили они что-то на подобии северокорейского чучхе. Антиутопия, как мне кажется, есть своеобразное алиби государства, идея, которая постоянно навязывает нам мысль, что нынешний порядок  это не идеал, и что общество в себе несёт потенциал к ещё более совершенным формам. Это не разрыв с самой идеей социума, но указание на недобросовестного человека, как на виновника возникновения тирании. Опять же сама по себе идея государства и социума не критикуется, ибо рассматривается как сущностно нейтральная.
Альтернатива  община (союз общин), братство (сестринство), по образцу мединской общины, где всё было пронизано религиозным глубоким пониманием смысла конечности жизни и неотвратимости смерти, а жизнь внутри неё регулировалась не законами космоса или идеального Разума, а шариатом Всевышнего Всеблагого Аллаха. Такая жизненная установка  это, конечно же интеллектуальное сверхусилие, которое всегда присутствовало у некоторых и ставило наше свидетельствующее сознание в центр мира, делая все остальное бытие противоположностью оного. До нас довели, что мы  община в центре мира. Именно община, т. к. общество представляет собой вовсе не сумму всех живущих в нём. Есть очень тонкий момент в том, что когда люди создают общество или государство, они, условно говоря, дают жизнь некой невидимой и почти неуловимой сверхсущности, которая начинает играть роль собирающего нектар с этого организованного общества. Так вот, роль утопии, на мой взгляд, минимизировать негативный эффект этого аппарата насилия со стороны условного «фараона», придать ему как можно более благостный вид, чтобы человек и не думал отделить себя от него. Утопия  это враг свободы. А свобода это, безусловно, враг идеального общества. Свобода, но только настоящая, а не в либеральном ключе  это очень страшное слово для общества. Подлинная свобода не терпит матриц, а общество кроме матрицы ничего и не производит. Это конфликт, который не предполагает компромиссного варианта. Да, общество может создавать видимость свободы, снимая рамки в некоторых маловажных сферах человеческой жизни, приводя чернь и люмпенов в ликование, однако, это иллюзия, шлюзы для выпуска напряжения в массах. Общество живёт ради себя, объявляет себя самоцелью, называя это гуманизмом и человечностью. Уже и религию пытаются корректировать под идеалы общества. Дав человеку безопасность и покой от холодного Космоса, оно сделало его заложником своих, т.н. общественных целей и ценностей. На самом деле, общество видит в подлинной свободе девацию, асоциальность. Оно не оставляет свободному человеку ничего другого, кроме как побег, как это всегда было с духовными людьми и пророками, мир им. Как это случилось с Ибрахимом, Мусой, Исой и Мухаммадом, да будет мир над ними. Они были слабы, чтобы противостоять и выбрали путь исхода. По крайней мере, пока не накопили силы. А путь личности, погружённой в проблему рефлексии мира, в обязательном порядке центрирует проблему смерти, не забалтывает её.

Финализм актуализирует проблему нашего пребывания в мире и заставляет искать смысл, который в свою очередь может быть только по ту сторону всего сущего, его архетипов и идеалов. Это ориентация на знание откровения и построение социальных связей и политической целесообразности исходя из политических интересов ислама.

АЛИ ГАРИБОВ