От книги Роберта Джея Лифтона «Технология промывки мозгов» я ждал слишком много. Какой-то манкуртовской истории. Писатель Чингиз Айтматов придумал манкурта — зомби на азиатский манер. Древние монголы захватывали в плен мужчин, отбирали из них наиболее здоровых и проводили над ними «ритуал обращения». На голову пленников надевали плотную и узкую шапку из верблюжьей кожи и оставляли связанных в чистом поле под солнцем на несколько дней. Солнце ярко светило, шапка под воздействием солярных лучей сжималась и сильно давила на голову. От боли и жары люди безумели. В результате девять из десяти человек погибали, а оставшийся превращался в тварь, непомнящую кто она и откуда, способную только подчиняться: пасти овец, чесать пятки и ухаживать за лошадьми. Понимаю — понимаю, чересчур круто. Ну, хотя бы так: есть американец Джон, он любит хот-доги, кока-колу и бейсбол, его помещают на пару лет в китайское исправительное учреждение. Пусть указанное заведение пока побудет черным ящиком, внутри него проходят таинственные преобразовывающие процессы, что-то тарахтит, хлюпает, взрывается. Вуаля, мы снова встречаемся с Джоном, на нём китайский халат, к отвороту прицеплен значок с портретом Мао, под рукой его же цитатник. От американского спорта его воротит как от мелкобуржуазной гадости. Кока-кола -империалистический яд, только чёрный чай! Хот-доги — пища для сволочи, он предпочитает пекинский суп с цветком лотоса и сычуаньским перцем. Но и таких историй перевоплощений я не встретил. А что же нашел? А нашёл я истории людей, по которым хорошенько прошлись властным сапогом. Кажется О’Брайен Оруэлла говорил, что власть — наслаждение топтать лицо другого. Надо признать, что на лицах уже давно никто не останавливается, проникнуть стараются куда глубже. Зона атаки — нутро, именно по нему приходится удар. И тяжко придется тому, кто не готов к психической интервенции.
Я условно разделил книгу Лифтона на две части. Первая, на мой вкус, весьма неплоха и представляет собой описание опыта пережитого людьми в китайских учреждениях исправления мышления, а также разбор их психологических портретов. Роберт собирал данные в Гонконге, куда высылали европейских заключенных и куда сбежали китайцы недовольные режимом. Вторая часть мне кажется не самой удачной и является интерпретацией произошедшего. Из всего корпуса объяснений мне понравилась только идея общей структуры влияния. Роберт считал, что всю технологию промывки мозгов можно представить трехчастно: 1) создание чувства вины; 2) отказ от прошлого и настоящего; 3) принятие новой идентичности. В данном тексте я буду использовать материал из первой части, т. к. именно в нём содержится информация о технических приёмах «исправления» людей. Разбирать психотехники я буду, в основном, через работу Р. Б. Чалдини «Психология влияния». Как ни странно, но большинство принципов манипулирования, которые сегодня продают товары и услуги, используются и в китайской программе перековки. Принципы, а не конкретные приёмы. В книге Чалдини говорится о стереотипах мышления и поведения. Используя психологические стереотипы, можно вызывать нужные реакции. Подчеркну, что реакцию можно вызвать у многих, но не у всех и не всегда. Впрочем, выделение себя из всех, отстаивание собственной уникальности не что иное, как когнитивный стереотип.
Hsi nao — она же промывка мозгов, китайский термин. Благодаря журналистам о промывке мозгов заговорили как о китайской политической специфике, позже стали применять по отношению ко всему Восточному блоку, а сегодня брейнвошинг нарицательное имя для любого пиара.
Первые шаги в искусстве править мозги были сделаны в конце двадцатых годов двадцатого века. Подопытными стали китайские крестьяне, к ним присоединились пленные японцы, американские военные, захваченные во время корейской войны, европейцы, сейчас китайские технологии проверяют на прочность синьцзянских уйгур.
Цель данной работы: рассмотреть технику психологического прессинга людей, использованную в Китае и разобранную Лифтоном.
Как известно, самый страшный удар тот, которого не видно. Здесь всё о тренировке для глаз: уловить движение, изучить его и найти возможность для сопротивления.
Промывку мозгов не стоит воспринимать как технически отточенный процесс, по крайней мере, это было не так во время проведения исследования Лифтона, в начале 1950-х. Одни заключенные получали тяжелое комбинированное воздействие, с другими обходились гораздо мягче. Представляется, что набор методов прессинга в ряде примеров был подобран «эффективно», в других случаях приемы давления ослабляли друг друга.
В книге представлена история европейцев, которых держали совместно. Благодаря нахождению в «близком кругу», они смогли выработать свой секретный язык и систему знаков. Во время сеансов покаяний сидельцы активно использовали «птичий» язык, что позволило снизить травматичность воздействия и отстоять идентичность. Подобный опыт заключенных вынуждает нас серьезнее относиться к клятвам, которые даются с перекрещенными пальцами или традицию материть начальство. Оказывается маленькие «глупости» помогают не утратить свою волю, каким бы это не казалось нелепым.
В случае с европейцами, объект исправления помещали в тюрьму. Наш подопытный Шарль Винсент, француз, за сорок, он более десяти лет в Китае, очарован его лесами. Продолжает практиковать медицину не только из-за заработка, но и благодаря возможности совмещать помощь крестьянам с ежедневной охотой. Жену и детей он выслал из страны, последовав советам своего посольства. О своей судьбе он не озаботился. Шарль заходит в камеру. С первых же минут заключенный сталкивается с «борьбой». Кроме него в изоляторе находится восемь человек. На протяжении нескольких часов, перед вызовом Винсента к чиновнику, они наседают на Шарля, настаивают на необходимости признания: «Не отпирайся, ты шпион». Староста напрягается больше всех, что и понятно, он отчитывается перед администрацией за деятельность и успехи своей «боевой» ячейки. За бредовыми, но внятными претензиями следуют оскорбления: каналья, мерзавец, лжец, негодяй и т. д. «Борьба» идёт полным ходом. «Борьба» — давление коллектива на отдельного человека. В основе техники лежит такой психологический стереотип, как «социальное доказательство». Люди предрасположены согласовывать свое поведения и свое мышление с другими, особенно в тех случаях, когда они выбиты из привычного круговорота жизни. Когда мы чего-то не знаем и не понимаем, то для экономии сил и оперативности готовы действовать вслед за большинством. Представьте, что вам нужно приобрести или сделать то, в чем вы абсолютно не разбираетесь, и рядом нет того, кто мог бы дать грамотный совет. Как вы будете ориентироваться? Возможно, через отзывы и рекламу. Отсюда и плашки на товарах: «Эту книгу прочитали уже два миллиона человек»; «Этим пылесосом пользуется каждая вторая домохозяйка» и т. д. Отсюда же и покупка лайков, подписчиков и накручивание просмотров в интернете. В истории с Шарлем все гораздо хуже, давление коллектива направлено на него самого и на его идентичность. Когда восемь человек без конца кроют вас почем стоит — это не только неприятно, но и болезненно.
При воздействии на китайцев принцип социального доказательства применялся гораздо помпезнее и масштабнее. Китайские диссиденты помещались не в тюрьмы, а отправлялись на «обучение» в «революционные университеты». Правда и обличали китайцев не в пространстве шконок, параш и восьми соглядатаев, а в лекционных аудиториях перед многими сотнями людей. На «учебу» отправляли учителей, чиновников старого режима, студентов, вернувшихся из-за границы и недопонимающих партийцев. Стоит отметить, что некоторые китайцы рассматривали подобные заведения, как социальные лифты, что не всегда соответствовало реальности, пройдя перековку, иной чиновник получал отнюдь не блистательное назначение.
После первичной обработки социальным доказательством — читай травлей со стороны «борцов» — нашего Шарля отводят к чиновнику. Разговор там происходит примерно следующий: «Я врач»; «Нет, ты шпион, с кем ты работал?»; «Я оказываю медицинскую помощь крестьянам»; «Ты сообщник преступной сети, ты собирал разведывательную информацию и передавал ее американцам» и т. д. Здесь мы наблюдаем содержательное продолжение «борьбы» начатой еще в камере. И коллектив тюремного изолятора и чиновник настаивают на том, что Винсент лжец, что идентичность, которую он считает своей — обман.
На данном этапе сила технологии промывки мозгов направлена непосредственно на подрыв его восприятия, подрыв доверия к собственному восприятию. Подобный прием можно проиндексировать как «газлайтинг». Назван он так в честь одноименного фильма, где активно используется. Синопсис кинокартины: коварный мужчина (Грегори) охотится за бриллиантами, стоящими несметных денег. Бриллианты принадлежат одинокой девушке (Поле), ее играет восхитительная Ингрид Бергман. Обманом Грегори втирается в доверие Поле и благодаря своей смазливости и куртуазности становится ее мужем. Поскольку сам он способен любить только злато, сексапильность Ингрид его не интересует, и всю последующую семейную жизнь он положит на то, чтобы убедить Полу в ее невменяемости, в том, что она медленно, но верно сходит с ума. Грегори инсценирует шумы, потерю вещей, мерцание газовых светильников и доводит Полу до нервного срыва. Конечно же, Грегори бы удался его план: отправить женушку в дурдом, а самому прикарманить бриллианты, если бы не скромно влюбленный в Полу полицейский детектив, который разоблачает обман, возвращает Поле веру в ее разумность, награждает Грегори парой затрещин и, в конечном счете, отбивает у него героиню Ингрид.
Ситуация Шарля Винсента гораздо трагичнее. Он не может бросить в лицо своим мучителям бриллианты: «Вот, возьмите, только не трогайте меня». И нет рядом с ним крутого детектива с шляпой набекрень и сигаретой в зубах. Никто Шарля не спасет. Будут его мучить ровно до тех пор, пока он не признает все обвинения.
Вернемся немного назад, одним из акторов давления является чиновник. По утверждению С. Милгрэма человек является существом, предрасположенным к подчинению. Каждый раз, когда родитель говорит своему ребенку о том, что можно делать, а что нельзя, он в скрытой форме заявляет: «Во-первых, слушайся меня». Позже место родителя заменяют: учителя, начальники и командиры всех мастей, полицейские и даже просто успешные люди. Для того чтобы противится «власти авторитета» человеку, приходится прибегать к колоссальной мобилизации внутренних сил. Зачастую реципиент воздействия может открыто заявлять о своем несогласии с «агентом социального контроля», но выполнять его приказы.
Конечно же, Шарль будет отстаивать свою трезвость до конца. На протяжении…цати часов, до хрипоты он будет твердить, что он врач, врач, врач, врач. Чиновник поцокает пальцем о свой золотой зуб и велит заковать Шарля в кандалы. Таким образом, чтобы лишить его руки и ноги какой-либо функциональности. Шарля возвращают в изолятор. Для его сокамерников кандалы — красная тряпка, «борьба» возобновляется с еще большими оборотами. В добавок ко всем предыдущим бедам добавляются новые: Шарль не может снять штаны, чтобы сходить в туалет, не может самостоятельно есть и не может помыться. Здесь, на мой взгляд, мы сталкиваемся с жемчужиной прессинга — «возрастной регрессией».
«Возрастная регрессия» предполагает понижение уровня сознательности и повышение внушаемости. Во время гипноза человека можно «отбросить» назад, заставить его вспомнить годы юности и детства, при должном умении можно низвести его до уровня младенца, он будет пускать слюни и агукать. Но это радикальная форма. Можно быть изощреннее, во время разговора с человеком подтолкнуть его к тому, чтобы он вспомнил «старые добрые деньки». Можно включить музыку (вспомните шоу Дискотека 80-х) или фильмы (фильмы перед новогодней ночью). Думаю, что рекламные интеграции, располагающиеся между этими машинами ностальгии, стоят соответствующе, они успешно продают товары тем, для кого подобная музыка и фильмы были фоном молодости и ранней зрелости. Случай Шарля представляет собой одну из модификаций «возрастной регрессии», только в детство его отбрасывает не кушетка и маятник гипнотизера и не ловкость говоруна, а кандалы. Он, как и ребенок, не может самостоятельно поддерживать свою жизнедеятельность.
Поскольку функциональность Шарля ограниченна, ему приходится просить о помощи у своих сокамерников. С изрядной долей брезгливости и не переставая «бороться» они помогают ему со снятием штанов, но не очень усердствуют с помощью в приеме пищи и омовением.
С одной стороны, Шарль тяготится своей беспомощностью — это еще и дополнительное воздействие на чувство вины и стыда, с другой — он становится должником сокамерников. Человек является существом склонным к обмену, получив дар, он пытается вернуть «должок». Понятно, что в случае Винсента возвращением долга является избавление сидельцев от необходимости вести «борьбу» и ухаживать за ним.
Первый день заключения Шарля почти подошёл к концу, но еще не все техники использованы. Напоследок приготовлено самое иссушающее. Винсенту не дают спать. Сокамерники по очереди «караулят его сон». В ход идут щипки, толчки, удары, угрожающий шёпот на ухо и т. д. В некоторых случаях заключенным не позволяли ложиться вообще. От долгого стояния их ноги распухали, тут Винсенту немного повезло, ему позволили поваляться на шконке.
К сожалению, в работе Лифтона не уделено внимание рациону заключенных. Я предположу, что пища была малокалорийной и не покрывала ежедневных энергетических затрат, что усиливало податливость. Еще Р. Генон отмечал, что госпожа Блаватская практиковала среди своих учеников вегетарианство, хотя сама себя ни в чем не ограничивала, что позволяло ей иметь энергетическую фору. Говоря проще, ее ученики недоедали. Также я встречал упоминания о том, что отсутствие животного жира и белка в рационе снижает психическую и физическую резистентность. Ручаться за правдивость данного утверждения не могу. Прием с недоеданием может быть подан более изощренно, как, например, в современных бизнес — тренингах. Людям предоставляют меню со сладостями, кофе и чаем. Подобные вещи хороши непосредственно перед интенсивной физической работой, но плохо подходят для лекций, идущих по двенадцать часов. Я думаю, вы не удивитесь, когда узнаете, что заканчиваются тренинги поздно, на дом выдают ворох материалов, которые нужно изучить к завтрашнему дню и из-за важности и объемности урока, следующие занятия начинаются рано утром.
На следующий день все повторяется: «борьба» в камере, беспомощность из-за кандалов, допрос чиновника и дружеское «бдение сна». Вот убойный коктейль, благодаря которому люди «доходят». Доходят до чувства того, что Роберт Лифтон назвал «базальным страхом». Страхом перед собственной смертью. Положение отягощается полным бессилием, бредовым состоянием, чувством вины перед сокамерниками, у некоторых заключенных наблюдались галлюцинации. К примеру, отец Лука (один из подопытных) видел образы своих друзей — священников, они рекомендовали идти на соглашение с администрацией. Наиболее упертые заключенные приближаются к самоубийству.
Из тех же книг Чалдини я вычитал, что упоминание о суициде вызывает всплеск самоубийств среди читателей. Это могут быть как осознанные попытки, так и неосознанные, когда люди врезаются на своих машинах в деревья или «оступаются» там, где не надо.
Безопасным было бы не писать о самоубийствах вообще, но не писать — значит утаить часть технологии прессинга, оставить дополнительные козыри в руках «кузнецов мышления». Надеюсь на вашу сознательность, зрелость, серьезность и взываю к вашему бойцовскому духу. Как говорили Дон Кихот и Санчо Панса: «Все, кроме смерти, поправимо».
Шарль доплыл. Он готов на всё. Отделить бред и галлюцинации от действительности невозможно. Недоедание, запах грязного тела, хочется только одного — упасть и забыться сном. Среди сокамерников начинают ходить разговоры, что наиболее злостных «шпионов» расстреливают, а вот раскаявшиеся могут получить помилование. Говорили вчера, а может быть завтра или сегодня. Уже не понять. Винсент просится к чиновнику. «Я агент американской разведки. Иуда продал Христа за тридцать серебряников, я заложил китайский народ за тридцать долларов в месяц. Мои друзья на самом деле не друзья, а сообщники, у нас целая шпионская сеть. Дома у меня хранился передатчик. Где передатчик сейчас? Не знаю, наверное, взял один из моих сообщников. Передавал ли я военные данные? Конечно, передавал». Со всеми предположениями чиновника Винсент соглашается, поддерживает самые безумные и нелепые обвинения, клевещет на всех кого знал, или хотя бы видел. Магия признания потрясающа. Чиновник доволен, золотой зуб сияет. С Шарля снимают кандалы. Сокамерники встречают его похлопываниями по плечам. Он может самостоятельно помыться и нормально поесть. Ему дают упасть на шконку и забыться сном.
Здесь также используется психологический стереотип — «контрастность». Если вы посещали торговый центр или любой сетевой магазин, то видели, что регулярно рядом с товарами появляются таблички со скидками: минус 10 процентов, минус 25 процентов. Скидочные бирки с ценами располагаются рядом с обычными и выделяются цветом: красным, желтым. Вы бы может и не взяли печенье или пачку чая, но так выгодно и дешево. Ну и конечно «контрастность» известна по приёму с хорошим и плохим полицейским. После человека, обещающего все известные мытарства, елей «доброго» вдвойне слаще. А после елея кулаки «злого» больше и мозолистее.
В одном из случаев описанных Лифтоном произошел перегиб подобного метода. Отец Лука подвергся жесточайшим избиениям, предполагалось, что после с ним будет общаться «добрый оппонент». Однако во время злой части сессии ему повредили позвоночник, Лука потерял возможность ходить, нагибаться, фактически превратился в инвалида. Реабилитация заняла полтора года. Полтора года были долгими. О помощи приходилось просить заключенных. Они были не слишком отзывчивы. Стоит ли удивляться, что большую часть времени Лука проводил в собственных нечистотах. Из-за нехватки движений у священника образовались пролежни. Только после жалоб сидельцев на гнилостный запах Луке стали делать уколы пенициллина. Впрочем, самой страшной мукой отца Луки было несоответствие его поведения пути Христа. Он поддался на уговоры мучителей, а не принял смерть от их рук.
С первыми признаниями и проявлением лояльности начиналась фаза изучения вульгарного «марксизма». Сокамерники во главе со старостой обсуждали газетные новостные колонки. На текущем этапе Винсенту было важно усвоить коммунистический волапюк: базис, надстройка, производственные силы, империализм, лакеи запада. Через энное количество сеансов с Винсента «спрашивали» знание основ пропаганды, прося высказать свое мнение по тому или иному вопросу. После индоктринации следовало покаяние за свое прошлое с использованием усвоенного языка. С определенного момента Винсент должен был критиковать себя каждый день, рассматривая пять — шесть собственных недостатков. С удивлением Винсент обнаруживает, что действительно раскаивается в некоторых своих поступках и чертах характера. Чем более чувственно и проникновенно звучит голос Винсента на обсуждениях, тем больше поддержки он получает со стороны тюремного режима.
Через весь процесс китайской «перековки» проходит принцип последовательности. Чалдини связывает его с логичностью и рациональностью людей. Касательно данной темы я бы определил его так: если человек оказывается подвергнут влиянию чужой воли, то с каждым последующий шагом навстречу манипулятору ему все сложнее сопротивляться и все легче подчиняться. Также направлю ваше внимание к традиции приветствовать входящего учителя или начальство вставанием с места. Это не просто дань уважения чину, но властный бонус для руководящего. Его последующие приказы упадут на подготовленную почву.
Самый тонкий момент работы брейнвошинга наступает именно здесь. Теперь обвинения звучат не со стороны посторонних агентов, а переносятся внутрь Винсента, становятся интериоризованными. То, что начинается как игра, превращается в действительное чувство. Почему так происходит? Почему «игровые» признания становятся частью реальной психической жизни и вызывают чувство раскаяния? Мне представляется, что комплекс приемов доводит человека до страха смерти, он готов на все лишь бы прекратить муки. Раскаяние предстает как магическая формула, обладающая уже не просто некоторой фиктивностью и абсурдностью. Ценой курьезной формулы заключенный покупает себе жизнь, а значит она уже не бред, а вполне себе правда.
Можно предположить, что китайцам, благодаря всему корпусу проводимых мероприятий, удалось модифицировать Сверх-я, заключенных. Эта модификация носит крайне неустойчивый характер и, как показывают выкладки Лифтона, практически не работает без постоянного репрессивного воздействия. Из двадцати пяти европейских сидельцев, опрошенных Робертом, лишь один действительно показывал все признаки перековки. Все остальные либо постарались забыть произошедшее с ними, либо осудили его. Допускаю, что если бы европейцев оставили в Китае, а не выслали в Гонконг, то они бы вели себя как образцовые китайцы. И их имплантированные части личности великолепно работали под угрозой насилия и возвращения в тюремные застенки. Подытоживая, скажем, что китайцам удалось создать методику давления, способную изменять Сверх-я человека, однако, нуждающуюся в постоянной подпитке. Вполне возможно, что через многие годы жизни с «имплантом» человек бы полностью его усвоил.
Наиболее податливыми к перековке оказались те люди, которые не очень мирились сами с собой. Иными словами, им не нравилось то, кем они являлись.
Еще одной усиливающей стороной влияния являлось чувство стыда, вызванное предательством своих идеалов. В случае священников — признание церкви ширмой для империализма, отказ от артикулированных молитв, потакание мучителям вообще. В случае людей светских — наговоры на своих близких. Данный негатив подпитывал китайские коррекционные работы и ослаблял изначальную идентичность заключенных.
Покаянию не стоит уделять особо много внимания. Конечно, можно сказать что через «исповедь» заблудшая овца возвращается в стадо и это так. Но покаяние без указанных в тексте процедур, без реального чувства вины не более чем светский обряд. Дань моде и требованиям времени. Не зря в конце книги Лифтона помещено покаяние китайского профессора. Если читать его между строк, то понятно, что ученый, ругая своих «отбившихся» учеников, хвалит их ученость и сметливость, осуждая себя за аполитичность — подчеркивает свою деликатность. Иначе говоря, покаяние профессора не более чем скрытое издевательство. Человек, как существо синкретическое всегда может быть склонен к покаянию. Дело в том, что Я человека заперто между его желаниями (ИД) и совестью, что ему внедрило общество (Сверх-Я). К покаянию склоны люди тогда, когда цивилизационная насадка приходит в диссонанс с желаниями. Например, вам рассказывают о важности природы, культуры, этикета, уважения к старшим, но вам плевать. Вы думаете о девушке, что видели в парке, у нее была майка с надписью «беспорядок». Вы бы с удовольствием познакомились с ней и доказали, что она ошибается, у нее там всё отлично. И пусть к черту идет культура, природа и все остальное, вам дело только до ее ног. Если вы думаете примерно так и не испытываете неловкости, то ваше Сверх-я, в данном вопросе, слабо, если же дискомфорт присутствует, то есть и пространство для покаяния, впрочем, как и для бунта.
Покаяние, принесенное формально, лишь усиливает принцип социального доказательства: «Очередной сломался»; «А он не дурак, все понимает».
Через год такой интенсивной жизни Винсента не узнать. Он и сам принимает участие в борьбе, но уже как опытный сиделец — склоняет к признанию других. Кается бодро и со вкусом. Чем дольше идёт реабилитация, тем более правдоподобными становятся его признания.
Тут, как мне кажется, Лифтон не дожал. Он замечает, что к концу программы признания, что требует администрация, становятся более реалистичными. Я скептически отношусь к его концепции смерти старого человека в пытках и рождения нового сознательного члена общества через признание. Но вот что-то от концепции «воскресения» есть в структуре признания. От полного бреда человек приходит к чему-то более или менее правдоподобному. От полного безумия и фантасмагоричности к чему-то имеющему плоть и жизненную опору.
За хорошее поведение Винсенту дают возможность преподавать французский язык, да и вообще, чем более он «сознателен», тем лучше его условия.
Финальный кадр: Винсент зачитывает собственноручно написанное признание. Внизу бумаги его размашистая подпись. Сие действо записывают на камеру. Приговор ёмок: виноват, депортировать. После всех мытарств Винсент встречается с Лифтоном. Лифтон пишет книгу. Ну и вот мы с вами здесь.
Повторюсь: без властного сапога перековка не срабатывает, нет мучителей, соглядатаев — репрессивного аппарата и вся податливость и покорность заканчивается. Опыт брейнвошинга для подопытных превращается в страшный сон.
Роберт Лифтон приходит к следующему перечню защитных мер, позволяющих в какой-то мере сопротивляться давлению.
1) Осознание манипуляции — тут все просто, статья про это.
2) Уклонение от эмоционального участия — не вините себя, не стыдитесь и не кайтесь. Вы сможете заниматься этим сколько угодно после заключения.
3) Укрепление идентичности — ваши мучители бы очень хотели, чтобы вы забыли себя и разочаровались в себе.
4) Нейтральная позиция — на мой вкус тоже самое, что и второй пункт, но он предполагает участие в процессах «исправления мышления» с попыткой остаться в стороне. Эдакая «внутренняя миграция».
5) Вытеснение (забывание) — некоторые заключенные успешно забывали свой тюремный опыт. Тут можно вспомнить цитату из рассказа С. Кинга «Крауч — Энд». Главный герой сталкивается с монстром и, убежав от него, говорит жене: «Я не помню, я не хочу помнить». Подобный «прием» может в какой-то мере и хорош, но, по мнению психологов, здоровья не несет, а скорее чреват физическими и психическими заболеваниями. Лифтон вытеснение не советует, но отмечает его «спонтанное» использование некоторыми участниками.
Что в итоге? Неужели принципы продажи кофе, булок и дамских стрингов такие же, что и те, с помощью которых людей психически перековывают? Да, отчасти так. Но все же европейская цивилизация придумала, как использовать эти принципы во сто раз эффективнее. Она не принуждает, она искушает. Расслабься, получи удовольствие, кайфани, приобрети новый опыт. Она не пытается вырезать и подавить что-то в человеке, она старается ассимилировать его. Неважно кто ты, главное потребляй. Китайская перековка не так изощренна. Но что если время потребления и его главного субъекта — среднего класса уходит? Что тогда? Не окажется ли методика промывки мозгов нашей перспективой? И не являются ли тогда синьцзянские уйгуры авангардом истории от большинства людей.
К сожалению, мы не знаем, какие именно методы используются китайцами сегодня. Пережившие заключение уйгуры сообщают об изнасилованиях и избиениях. Известно про слежение с помощью камер, введение фармакологических препаратов, забор анализов. Однако эта информация не носит систематизированного характера и делать выводы трудно, но думаю, что все эти новшества настраиваются на тот базис, что описал Лифтон.
Заканчивать подобные работы надо чем-то простым и оптимистичным. Вспомним слова, что говорил Майк Тайсон о своей манере бокса. «Сначала противник наносит тебе свой самый сильный удар, ты стоишь. Он бьет еще сильнее, но ты не падаешь. В этот момент он ломается….».
Список литературы:
Дабы не утруждать редактора, я помещаю использованные в работе над статьей источники в конец. Ссылки я расположил не по алфавитному порядку, а по мере их нахождения в тексте. Надеюсь, что эти материалы помогут вам в изучении описанной темы и позволят уйти в ее понимании гораздо дальше меня.
1. Р. Д. Лифтон «Технология промывки мозгов» — собственно вокруг данной книги все и городилось.
2. Ч. Айтматов «И больше века длится день» — история про манкурта отсюда.
3. Р. Б. Чалдини «Психология влияния» — тот способ «декодирования» приемов, что я выбрал. Также рекомендую ознакомиться с его работами «Психология согласия» и «Психология убеждения».
4. С. Милгрэм «Подчинение авторитету» — многие считают, что результаты его исследований преувеличены или вовсе сфабрикованы, в тоже время иные довольно успешно повторяют его эксперименты. Я склонен соглашаться с Милгрэмом ввиду собственного опыта.
5. Р. Генон «Теософизм. История одной псевдорелигии» — в работе есть упоминание о вегетарианстве и его последствиях.
6. Р. Ф. Крафт — Эбинг «О бедных и здоровых нервах» — здесь я встретил упоминание о влиянии животного жира на психическую резистентность.
7. Э. Фромм «Величие и ограниченность теории Фрейда» — в тексте я использовал фрейдистскую структуру психики и изложил ее очень упрощенно. Думаю, что вы и без меня наслышаны о глубинной психологии, потому указываю обзорную работу Фромма о творчестве Фрейда
8. С. Кинг «Ночные кошмары и фантастические видения» — рассказ «Крауч — Энд» принадлежит к указанному сборнику. 9. https://www.bbc.com/russian/features-46019069 — статья Би-би-си о уйгурах.
НЕБОЙША АРКАН