Уходящая натура, или «стокгольмский Путин-синдром»

Предвижу, что в меня полетят комья глинистого дёрна с обеих сторон — как от тех, кто считает нашего президента величайшим деятелем в, российской истории наряду с Петром I, Сталиным, Владимиром Святым и кем-нибудь ещё подобным, так и от тех, кто видит в нём исчадие преисподней, но почему-то я никогда не воспринимал Путина всерьёз. Конечно, после 20 лет его правления это довольно странно — по крайней мере, по длительности нахождения у власти он уже в десятке лидеров, вероятно. Но не знаю, не получалось — несмотря на все эти войны, «крымнаш», скрипалей, Политковскую, Немцова и Литвиненко и всё прочее, что с ним связывают, справедливо или нет, ну не получалось серьёзно к нему относиться.

Может, потому что у нас много общего, трудно относиться к такому же, как ты сам, серьёзнее, чем к себе. Например, мы с ним ленинградцы. Нельзя сказать, что это какой-то решающий фактор, коэффициент корреляции слишком велик, на сегодняший день таких более 5 миллионов. Однако есть ещё совпадения: мы оба занимались в юности дзюдо, что уже сильно сужает нашу общность. Согласитесь, не так много ленинградцев-дзюдоистов, гораздо меньше, чем специалистов по серебряному веку, во всяком случае.

Далее. Я, как и он, учился на юрфаке ЛГУ, только в моё время он уже не носил имени Жданова и вообще успел переименоваться в труднопроизносимый акроним СПбГУ с этим спотыканием на строчной «б», некстати затесавшейся посреди аббревиатуры. То есть таких, полагаю, вообще единицы, студентов юрфака ЛГУ, занимающихся дзюдо и при этом коренных ленинградцев. Попробуйте навскидку назвать кого-то ещё, кроме нас с ВВП, не получится.

И да, мы оба говорим на немецком, а вот с инглиш у нас с ним не очень: открою одну хорошо скрываемую тайну германофилов — мы презираем английский как язык, и англоманов как унтерменшей, полагая английский вульгаризированным немецким, а англоманов дешёвыми пижонами, в которых замаскировались скудоумные приспособленцы.

Мы с Путиным любим Дрезден, и в Дрездене немало тех, кто его сильно любит — помню, был там свидетелем демонстрации каких-то правых, кажется, это была PEGIDA, и среди других транспарантов они несли портрет Путина. И там, в Дрездене, есть также те, кто неплохо относится ко мне. Правда с моими портретами они слава Богу не ходят. Возможно — пока, надеюсь, этого никогда не произойдёт — ну её, такую популярность. Оценили совпадения? Как метко заметил классик в известном хокку: «Узок круг этих борцов на татами…». Надо ли говорить, что я какое-то время воспринимал Путина как пусть уменьшенную (всё же мой вес значительно превосходит его спортивные кондиции), но копию себя, практически такое моё альтер-эго. То, что он старше, не смущало — это ведь я его описываю, а не он меня, стало быть, как персонаж он есть отражение меня, а не наоборот.

Правда, на этом сходство заканчивается и начинаются расхождения, оказывающиеся в итоге судьбоносными. Я никогда не имел отношения к органам и старался быть с ними на дистанции — чему, как ни парадоксально, поспособствовала учёба на юрфаке: пары визитов в СИЗО и посещения лаборатории судебной медицины оказалось достаточно, чтобы понять — от этой публики лучше держаться подальше. Ибо в узилище, с какой бы стороны решётки ты не находился, человеческий облик быстро сменяется звериным оскалом. Да и сторона решётки скоро перестаёт иметь значение, поскольку контингент зоны, и это с пронзительной ясностью изобразил Довлатов в одноимённом произведении, вскоре приобретает общее «сходство вплоть до смешения», если выражаться сухим языком юридических параграфов.

Затем облик и родословная. Как я слышал, в определённых кругах нашего героя называют (ну или, может, называли раньше, до головокружительного взлёта к вершинам власти) «удмурт» за характерную внешность. Я же являюсь обладателем выразительного кавказского типажа со всеми присущими признаками и сильно выделялся этим среди курносых бледнолицых блондинистых сверстников, понаехавших в основном из окрестных Новгородчины, Псковщины и дальше на север до самого Кольского полуострова, всех этих скобарей, ижоры, чуди, ингерманландцев, — в-общем, как ёмко обобщал хозяин того дома в Озерках, где я снимал мансарду, — «всей этой чухни». К которой он и сам, натурально, относился. Это, кстати, особенность обрусевших представителей разных народов — относиться свысока к тем, из кого они являются выходцами, как бы тем самым подчёркивая, что они уже находятся на новой, более высокой ступени развития, а те пока замешкались и отстали. Что касается родословной, следы предков Путина теряются уже на втором поколении: вспоминают дедушку, якобы «повара Сталина», далее уже неясно, кто да откуда. Я, как положено кавказцу, могу проследить своё происхождение колена до седьмого, что хронологически составляет лет 200 вспять, и это ещё я считаюсь отдалившимся от семьи.

Поэтому ли, либо в силу иных причин, но мне не довелось сделать такую же карьеру. Да и многим, добавим, не довелось, практически подавляющему (или подавляемому?) большинству. Дело, вероятно (помимо уникального стечения обстоятельств) всё-таки в менталитете. Ещё в период своего обучения на питерском юрфаке я осознавал, что эти ребята — потомственные крючкотворы, каверзные буквоеды и беспринципные сутяги, та самая великодержавная бюрократия (от которой большевики и переносили столицу, понимая, что они станут непреодолимым препятствием к обновлению и способны загубить ещё одну, а может, и не одну даже, страну своим рьяным служением) будет рваться к власти, используя излюбленные методы, подлог и фальсификацию. А когда дорвутся, ельцинское десятиление покажется детской прелюдией к величественно-инфернальной и с жуткими подвываниями органных труб, как в кантате Баха, многоголосой коде. Так думалось мне тогда на заре 90-х, позже прозванных «лихими», в большом безликом здании на 22 линии Васильевского острова, где располагался наш факультет. Ленинград стремительно погружался в беспросветную достоевщину, сплошные «Белые ночи» и «Бедные люди», и порой, особенно зимой по вечерам (а вечер зимой там наступает где-то в три пополудни), в мерцательно-голубоватом свете ночных фонарей можно было увидеть голодных горожан, выползавших, словно тени блокады, в поисках пропитания на морозные заледеневшие улицы.

\"\"

Нет, конечно были сияющие островки благополучия и капиталистического процветания — «Европейская» для эстетов, «Невский палас» для пафосных, казино «Конти» для купеческого разгула, бар «Шемрок» для кельтоманов или выставки на экспо в гавани для всех понемногу. Но в целом город голодал, и было ясно, что этот ужас, страх голодной и холодной смерти вызовет к жизни из глубин подсознания, из самых глухих подворотен обречённого мегаполиса некий извечный его дух, расчётливый, как старик Гранде, алчный, как Гобсек, и ненасытный, как суперинтендант Фуке. Ну, и ельцинское десятилетнее унижение давало знать о себе, всем уже надоел этот непрерывный палмфейс, когда твой президент то на шасси помочится в присутствии дам, то примется оркестром исступлённо дирижировать в пьяном угаре, и всё вот это вот в таком же духе, причём недели не проходило без подобных курьёзов. Помните — «президент работает с документами»? Вот-вот. Хотелось, как раньше, как было ещё совсем недавно, чтобы сердце трепетно замирало от восторга, когда Роднина и Зайцев на пьедестале, а кумачовое знамя ползёт вверх, вздымаясь над огромной чашей стадиона под торжественные, до дрожи, аккорды родного гимна. Запрос на возвращение к проектности великой страны созрел давно, и Путин явился его воплощением.

Воплощением, но не выразителем. Путин соединил в себе, сфокусировал на себе все эти чаяния, надежды и ожидания, но сам он не был носителем данной идеологии, несмотря на соответствующие реплики, «мюнхенские речи» и даже довольно энергичную внешнюю политику, более подходящую для страны со значительно большим потенциалом, чем нынешняя Россия. Это называется реваншизм, а реваншизм есть попытка вернуть утраченное с заведомо худших позиций и с заведомо меньшими ресурсами. Но носителем и реализатором идеологии великой страны Путин так и не стал, скатившись на исходе 20-летия своего правления к примитивному державничеству, выражаемому довольно убогой риторикой, ибо на тождественные чаяниям действия слишком явно недостаёт силёнок. Ведь всякие «гибридные» мероприятия происходят исключительно от бессилия, настоящая великая страна до таких позорных методов не станет опускаться. Она скажет, подобно Портосу: «Я дерусь, потому что дерусь», и не будет юлить, изворачиваться и «ихтамнет»-ничать. Некомильфо это, не к лицу великой стране. Так исподтишка, украдкой действуют разные ушкуйники да варнаки, урла, жиганы, гопники, но только не сверхдержавы.

\"\"

И разумеется, верх слабоумия — излюбленный нарратив околовластной публики «есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России». Каждая из частей данной квазидилеммы может существовать без другой. Также логика подсказывает, что они могут существовать вместе, или не-существовать одновременно. Этот стокгольмский Путин-синдром не идёт на пользу, как мне кажется, и ему самому, ибо сильно ограничивает его полноценность: то есть выходит Путин без России ничего не может, как Россия — без него? Ложное утверждение. По мне, так Путин побольше будет, чем Россия, и он это замечательно доказал в Сирии, на Донбассе, в Африке очень даже доказывает и готов, кажется, на примере Беларуси доказать, судя по некоторым признакам.

Все бывшие президенты выглядят примерно одинаково. Я общался с Горбачевым после его отставки, как-то столкнулся с Шушкевичем в лифте (жили в одном отеле), Ющенко на какой-то конференции, пару раз встречал Вацлава Гавела в бюджетных галантерейных магазинах и Ельцина имел возможность лицезреть на отдыхе в Ессентуках. На всех на них был тот особый отпечаток отверженных властью, по которому челядь безошибочно понимает, что вот перед этими уже не нужно пресмыкаться. Ибо они уходящая натура. То же самое случится и с нынешним, как бы он там не пыжился ботоксными щеками, изображая сверхмаскулинность и мачизм.

С правителями ведь так — пока они у власти, их престиж непрерывно раздувают медиа и окружение, как краденую клячу надувают через камышовую трубку в заднице. И цель ровно та же — продать товар подороже населению и окружающим народам. Ясно, что рано или поздно сдуется или лопнет, это же неизбежно. Поэтому не нужно преувеличивать, как галактического уровня гениальность данного персонажа, так и библейских масштабов степень его злодейства. Следует помнить слова царя Александра I, которые он произнёс, рыдая под деревом после сокрушительного поражения при Аустерлице: «Мы лишь игрушки в руках титана». Александру тоже до того казалось, что правит половиной мира, а вторую остаётся только немножко завоевать.

МУРАТ ТЕМИРОВ